ЛАННИК Леонтий Владимирович ГЕРМАНСКАЯ ВОЕННАЯ ЭЛИТА ПЕРИОДА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ И РОССИЯ: ВОСПРИЯТИЕ И ВЗАИМОВЛИЯНИЕ Специальность 07.00.03. — Всеобщая история Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических

На правах рукописи

Ланник Леонтий Владимирович

ГЕРМАНСКАЯ ВОЕННАЯ ЭЛИТА

ПЕРИОДА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ И РОССИЯ:

ВОСПРИЯТИЕ И ВЗАИМОВЛИЯНИЕ

Специальность 07.00.03 – Всеобщая история

Автореферат

диссертации на соискание ученой

степени кандидата исторических наук

Саратов 2009

Работа выполнена в ГОУ ВПО «Саратовский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского»

Научный руководитель:                              доктор исторических наук, профессор

                                                          Мирзеханов Велихан Салманханович

Официальные оппоненты:               доктор исторических наук, профессор

                                                                         Сергеев Евгений Юрьевич

кандидат исторических наук

 Лучников Антон Викторович 

Ведущая организация:                Самарский государственный университет

Защита диссертации состоится 3 ноября 2009 г. в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.243.03по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Саратовском государственном университете им. Н.Г. Черны­шевского по адресу: 410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83, аудитория 516.

Автореферат разослан  «  30  »   сентября  2009 г.

Ученый секретарь диссертационного

совета, доктор исторических наук                                         ЧерноваЛ. Н.

Общая характеристика исследования

Актуальность темы.

После трудов Э. Хобсбаума в историческом сообществе окончательно утвердилось мнение о том, что начало Первой мировой войны стало стартом настоящего двадцатого века, принципиально отличного от предыдущей эпохи – долгого XIXвека[1]. Современные немцы также рассматривают Первую мировую войну как «первоначальную, исходную катастрофу» нынешней эпохи (Urkatastrophedes20. Jahrhunderts), обозначившую начало последующей истории страны и мира, что дает основание считать период 1914–1918 гг. определяющим как судьбу Германии XXв., так и формирование образа России и русских в современном немецком сознании. Образ катастрофы настолько устойчив, что порождает попытки пересмотреть не только аргументацию или детали рассматриваемого конфликта, но и опровергнуть исходный посыл, представив Первую мировую войну в ином свете[2]. Тем более, что в отличие от бескомпромиссной Второй мировой войны Великая война оставляла шансы на относительно взвешенное отношение к противнику и его культуре: пропагандистский угар еще не получил абсолютного преобладания над уважением к ценностям мирового культурного наследия. Кроме того, синдром виновности, тяжелое осознание ответственности за преступления гитлеров­ского режима сделали целые поколения немцев абсолютно невосприимчивыми к опыту Второй мировой войны и ее невоенным аспектам. Это естественным образом стимулировало повышение внимания к истории Первой мировой в последние десятилетия и обусловило осознание ее огромного значения.

Первая мировая война поставила со всей остротой вопрос о соответствии реального и официального значения той или иной элиты (военной, дипломатической, чиновничьей, буржуазной, интеллигентской) в условиях небывалой войны и сделала неизбежным перераспределение полномочий конфликтным или относительно мирным путем. Теоре­тический довоенный спор сторонников альтиметрического и ценностного подходов в определении принадлежности к элите быстро превратился в схватку за власть между теми, кто представлял «элиту по положению», и теми, кто осознавал свою «элитность по ценности». Универсальным способом окончательно освободиться от старой элиты была революция, поэтому многие, формально аполитичные, деятели рассматривали ее как возможный вариант развития карьеры.

На настоящий момент можно констатировать по-прежнему слабое внимание отечественной историографии к германской военной элите периода Первой мировой войны и к военным элитам вообще. Стойкое неприятие советской историографией элитологии и любых элитаристских подходов в изучении новой и новейшей истории сменилось в конце 80-х гг. бурным развитием этого направления, однако, по понятным причинам, приоритет всегда отдавался изучению политических, иногда диплома­тических, а не военных элит. Любые попытки ограничиться чисто военными аспектами в историческом исследовании на специально-военную тему, абстрагируясь от анализа социально-экономической ситуации, воспринимались «в штыки». Германская историография также достаточно слабо разрабатывала проблематику военной элиты, ограничиваясь изучением офицерского сословия без акцента на элитарность, которая воспринималась как часть традиционного места военных в «полуаб­солютистком» государстве.

Объектом исследования является германская военная элита периода 1914–1919 гг.

Предмет исследования – эволюция германской военной элиты, ее роль в истории Германии изучаемого периода, особенности восприятия ею России в указанный период и влияние «российского опыта» германских военных на исторические судьбы как их самих, так и России и Германии.

Степень научной разработанности проблемы.

Характерно, что именно в начале XXвека, почти накануне мировой войны или сразу после нее, вышли новые социологические труды, положившие начало направлению «элитологии». Европейскую известность получили труды итальянских социологов В. Парето, Г. Моска[3] и затем также переехавшего в Италию немецкого политолога Р. Михельса[4]. Важнейшее значение имели работы М. Вебера, который, не являясь элитаристом, тем не менее, много сделал для методологии и интеграции этого направления в социологию и политологию[5]. Затем большой вклад в элитологию в 1920–30-е гг. внес Х. Ортега-и-Гассет, который обосновал принцип выделения элиты из всего общества вне зависимости от сферы деятельности[6]. Таким образом, наиболее актуальная и острая фаза историзации Первой мировой войны как феномена хронологически совпала с методологическими прорывами в элитологии, что явилось не только совпадением, но и определенной тенденцией в историографии наряду с бурно развивавшимся марксистским анализом истоков и содержания мирового конфликта.

Работы классиков элитологии, посвященные концепции и определению элиты и ее генезиса вообще, затем были развиты последователями «макиавеллистов». Были рассмотрены вопросы структуры элиты, ее возможные классификация и стратификация, выделены отдельные элитарные группы внутри высших слоев общества в зависимости от рода занятий и сделаны теоретические предположения о конкуренции между элитами. Предприняты разнообразные попытки переосмысления критериев элитности и смысла концепции «элита» вообще[7].

Достаточно серьезное и разностороннее изучение Великой войны на Западном фронте в германской исторической науке сильно контрастирует с признаваемым собственно немецкой историографией абсолютным провалом в исследовании Восточного фронта[8]. Предпринимаемые в последнее время попытки собрать имеющийся материал по истории Русского фронта Первой мировой войны в общих работах[9] до некоторой степени восполняют этот пробел, но не компенсируют отсутствия корпуса специальных монографий по русско-германскому противостоянию в годы Великой войны. Имеющиеся немного­численные исследования по истории Восточного фронта концен­трируются, в основном, на проблематике национальной политики и развития национально-освободительных движений в Польше и странах Прибалтики[10]. Восточный фронт долгое время оставался загадкой и для союзников России по Антанте. В последнее время в зарубежной историографии наблюдается рост интереса к различным сторонам повседневной истории войны, в частности – к солдатским письмам, дневникам и другим источникам, отражающим фронтовые будни[11]. В связи с этим исследование Восточного фронта до некоторой степени удалось вывести на новый уровень, однако вопрос о мнениях и настроениях военной элиты остается открытым.

Изучение Первой мировой войны, претерпевшее значительные изме­нения в отечественной историографии в связи с военной и политической историей XXв., в Германии прошло еще более сложный путь. Можно согласиться с мнением Г. Крумайха о том, что парадигма изучения Великой войны в немецкой, да и в западноевропейской историографии менялась в среднем каждые 10 лет, при том, что достижения и направления исследований предыдущего периода не теряли своей актуальности[12]. Одной из первых задач стала публикация материалов в рамках общенациональной полемики по поиску виновных в поражении Германии в войне[13].

Официальная немецкая версия истории Первой мировой войны на суше – многотомное издание Рейхсархива «DerWeltkrieg1914–1918», издаваемое с 1925 по 1944 г., – была написана в традициях военно-исторических трудов XIXвека и, по определению, была не приспособлена для обсуждения в не-военных кругах и критики со стороны «штатских»[14]. Такими же особенностями обладает и история войны на море – «DerKriegzurSee»[15]. Однако это направление в историографии тогда доминировало и в других странах-участницах войны, кроме, возможно, Советского Союза. Господ­ствовала «историография Генерального штаба»[16], что отражалось на адекватности оценок произошедшего. Тиражировались историографические мифы, созданные в угоду германским военным[17]. Публикацией личных документов и написанием монументальных биографий видных полководцев кайзеровской Германии также занимались профессиональные военные[18]. Была опубликована «SchlachtendesWeltkrieges» – серия воспоминаний участников боев, написанная в крайне тенденциозном и эпическом духе, прославлявшая непобедимость и геройство германских солдат и офицеров[19]. Только некоторые из этих работ демонстрировали анализ операций и взвешенные оценки потенциала Германии и ее противников. Однако эта мемуарная серия сформировала в Германии более полное, чем в любой другой стране, восприятие Первой мировой войны, придав целостность официально конструируемой концепции истории и уроков Первой мировой войны[20].

Характерные для германской исторической науки XXв. ожесточенные споры и борьба порой противоположных направлений[21] не могли обойти стороной и проблематику, связанную с Великой войной. Особую роль в истории изучения Первой мировой войны в Германии сыграла работа гамбургского профессора Ф. Фишера «GriffnachderWeltmacht»[22], которая в начале 60-х годов своими разоблачениями агрессивных планов правящей элиты кайзеровской Германии вызвала сенсацию в ФРГ. За этой монографией последовали работы учеников Фишера, в первую очередь И. Гайсса[23], сформировавшие гамбургскую школу историков Первой мировой войны и Кайзеррейха. Ее представители отстаивали концепцию виновности кайзе­ровской элиты в развязывании конфликта. Они активно занимались изучением влияния внутренних проблем модернизации Германии на тон внешней политики, доказывая взаимосвязь агрессивной правящей элиты и общего кризиса вильгельмовской Германии. Достаточно быстро последовали ожесточенные споры в западногерманской историографии, где по-прежнему серьезные позиции занимали сторонники версии об оборонительном для Германии характере Первой мировой войны. Это, в основном, историки старшего поколения, неоконсерваторы К. Эрдманн, Г. Шолльген[24], Э. Цехлин, А. Хилльгрубер[25]. Тезис о преемственности между агрессивной политикой Кайзеррейха и нацистской Германии жестко критиковали Г. Риттер и В. Баумгарт[26]. В рамках полемики обе стороны вновь обратились к обработке и публикации документов эпохи Июльского кризиса и Великой войны[27]. Особенно интересовала исследователей проблематика маневров германской и австрийской дипломатии в поисках возможности заключить сепаратный мир и расколоть коалицию Антанты[28]. В рамках идеологического противостояния в «холодной войне» большой интерес на Западе проявлялся к сотрудничеству большевиков и кайзеровской Германии[29].

Некоторым компромиссом между Фишером и его противниками стало направление, исходившее из наличия в Германии глубокого внутреннего кризиса, из-за которого страна и вступила в войну. Была выдвинута концепция «двойного милитаризма», подробно разбирающая взаимосвязь внутренней политики и гонки вооружений[30]. В настоящий момент версия о внутриполитических истоках кризиса, приведшего к вступлению Германской империи в войну 1914 г., является преобладающей, ее сторонники – Х.У. Велер, В. Моммзен, В. Бергхан[31]. В рамках этого направления сформировалось мнение о том, что популистская политика Вильгельма II, направляемая А. Тирпицем, вовсе не была верхушечным процессом и ограниченной перегруппировкой в верхах, а являлась частью мощного эволюционного процесса в германском обществе[32].

В свою очередь, историки ГДР, и тем более СССР, давно и глубоко разрабатывавшие аспект германского реваншизма и «оголтелого германского милитаризма», отнеслись к монографии Ф. Фишера с удовлетворением, но самостоятельную научную ценность ее почти не признали, так как для марксистской историографии никаких новых концепций и открытий она не содержала[33]. Более того, преодоление в западногерманских исследованиях исторических мифов Веймарского периода было встречено советскими историками с недоверием, как очередная уловка буржуазной историографии. Другие достижения зарубежной историографии регулярно подвергались более или менее серьезной критике[34]. Советское рецензирование работ по военной истории всегда было сосредоточено на недостаточном, по мнению историков-марксистов, уровне внимания к империализму высших политических и экономических кругов военных держав. Таким образом, любая немарксистская работа была «виновата» главным образом в том, что она – немарксистская, причем рецензенты порой позволяли себе выражения, недопустимые в истинно научной дискуссии[35].

Долгое время исключительно военная проблематика истории Первой мировой войны интереса для историков ГДР не представляла вовсе, так как не предоставляла возможности широко использовать марксистскую методо­логию[36]. Помимо вопроса о целях войны и их генезисе, важнейшим направлением оставалось изучение специфической модели капитализма в Германии начала XXв. и деятельности немецких ультралевых. Первой в ГДР основательной общей работой по истории «вильгельмовской эпохи» стала монография Ф. Кляйна[37], которую он впоследствии доработал. Крупный вклад в исследование германской внешней политики в начале XXв. внес Г. Хальгартен[38], начало изучению советско-германских взаимоотношений в ГДР положила работа крупного партийного деятеля СЕПГ А. Нордена[39]. Проблематике Первой мировой войны посвятил серию трудов В. Гутше[40]. Вершиной марксистской немецкой историографии по вопросам истории Первой мировой войны стало 3-томное издание работы того же исследователя, которое до начала 90-х гг. осталось непревзойденным по полноте и качеству в рамках отстаиваемой автором идеологии[41].

С 70-х годов XXвека начинается активное изучение социальной истории Германии периода Первой мировой войны, влияния конфликта на индустриальное общество Кайзеррейха, его структуру и значение для бескомпромиссной схватки за мировое господство. Наиболее заметной является серия работ американского историка Д. Фельдмана, подробно анализирующая процесс экономической мобилизации в Германии и его последствия[42], и его немецкого коллеги Ю. Кокка[43]. Кроме того, недавно закончено издание фундаментального 5-томного труда Х.-У. Велера «История немецкого общества»[44], 4-й том которого касается и истории Германии в годы Первой мировой войны. Вновь вспыхнул интерес к социальной истории офицерства, появились работы, подробно освещающие не столько профессиональную, сколько повседневную жизнь военных, нравы в их среде, социальное происхождение[45].

С середины 80-х гг. исследователи обратились к изучению «войны без войны», обработке материалов по повседневной жизни фронта и тыла во время Великой войны. Были опубликованы и проанализированы сотни источников, в основном – солдатские письма, дневники и фронтовые газеты периода 1914–1918 гг. Проведено сравнение восприятия войны солдатами на фронте и жителями тыла, который в Германии считался внутренним фронтом с первых дней конфликта[46]. Уже изученный образ войны интеллектуалов того времени и последовавшего за ними «потерянного поколения» теперь дополнился исследованием образа войны, ставшей повседневностью, и переживаний обычных людей, анализируются различия в восприятии конфликта в зависимости от социального происхождения[47]. Новый всплеск интереса произошел к истории плена и военнопленных в годы Великой войны[48]. Новые направления в историографии позволили перейти к попыткам создания целостной «культурной истории» Первой мировой войны. На настоящий момент эта задача является приоритетной в германской историографии Великой войны. Изучение низших слоев германского общества не только не остановило изучение элит Германии, но и, наоборот, стимулировало обращение к специфическим чертам эволюции элит. Фактически создается не только общая, но и частная история слоев германского общества в эпоху Кайзеррейха и Первой мировой войны.

Некоторым продолжением изучения Первой мировой войны, с узко военной точки зрения, явилась серия работ, посвященная анализу тактики германской армии в 1914–1918 гг.[49] Авторы зачастую несколько преувели­чивают уровень профессионализма германских солдат и офицеров и ставят целью своего исследования поиск причин превосходства немцев в деле организации военной машины Германии и предпринятых в ходе войны улучшений прикладного характера[50]. Предпринимались и обратные, преимущественно научно-публицистические попытки опровергнуть «миф о военном могуществе» Германии, показать принципиальные пороки германской стратегии и стиля войны[51]. Кроме того, на фоне укрепления позиций социальной истории и антропологии войны военные историки продолжили дискуссии о специфически военной тематике, например, о роли Людендорфа и Гинденбурга в Танненберге, факторах исхода битвы на Марне, ошибках Фалькенгайна при Вердене и т.д. Исследуется также «германский стиль войны», проблемы восприятия войны как средства воздействия на иностранные державы, концепции использования вооружен­ных сил как «устрашающей машины» или «орудия Судного дня»[52]. Однако остаются и существенные пробелы, к примеру, нет качественного компаративного анализа стратегии и тактики ведения войны великими державами[53], что, в том числе, обусловлено слабым вниманием к психологии, взглядам и образу мышления военных элит. Существует ряд работ, посвященных военным и, в частности – военной элите как профессиональной прослойке[54], с особым местом в обществе и присущим только ей способом восприятия исторического процесса. Это позволило перейти от критики и обвинений в милитаризме, агрессивности, преступности некоторых военных методов к более объективному рассмотрению генезиса культа насилия на войне в XXв.[55] Кроме того, начались попытки сравнительного анализа военных доктрин великих держав в XXв. и роли в них насилия[56].

В 90-е гг. на фоне открытия новых музеев, посвященных истории Великой войны, после воссоединения Германии и открытия широкого доступа к архивам на территории бывшей ГДР произошло обращение немецкой исторической науки к теме павших и плененных в годы Первой мировой. Впервые после 20–30-х гг. был проведен серьезный статистический анализ данных по потерям воевавших армий. Крупнейшими специалистами по истории Первой мировой войны, создавшими в последние десятилетия новую редакцию официальной германской версии Великой войны, являются В. Моммзен[57], Р. Чикеринг[58], В. Бергхан и Г. Май[59]. Попытки следующего поколения немецких историков создать другую версию событий 1914–1918 гг., сравнимую с предыдущей по качеству и полноте, пока не слишком удачны[60]. Тем не менее, в последние годы вышел ряд монографий по различным аспектам истории Кайзеррейха и Первой мировой войны, которые внесли заметный вклад в историографию[61]. Продолжает публикацию биографических исследований, посвященных кайзеру, его семье и их роли в истории Германии, Д.Г.К. Рель[62]. Выпускаются и капитальные общие работы по предыстории и истории Первой мировой войны, которые прочно вошли в список самой востребованной литературы по данным вопросам[63]. Специально-военным вопросам посвящена серия трудов Х. Хервига, А. Мом­бауэр[64], Х. Аффлербаха[65] и др.

Специально темой образа России у немцев и, в особенности, взгляда военных занимались достаточно мало как в России, так и за рубежом. Например, несмотря на существенную интенсификацию исследований по царской России в США и Великобритании в последние десятилетия[66], по-прежнему можно констатировать наличие больших лакун в англоязычной историографии истории России этого периода в целом и, тем более, в более узкой проблематике образа России в Германии[67]. Важное место по воссозданию на Западе немецкого образа России занимают работы Г. Кёнена, Вурцера[68] и др., во многом инициированные проектом Льва Копелева West-östlicheSpigelungen(«Отражения»). В частности, Г. Кёнен посвятил целую серию работ и монографий разоблачению достаточно устойчивых в Германии историографических мифов об образе Советской России, Октябрьской революции и большевизма вообще: например, о роли и степени антисемитизма в оценках немцами нового государства[69].

Отечественное изучение германской военной элиты, при неприятии элитологического подхода, изначально велось, тем не менее, именно в этом направлении[70]. На волне изучения важного для обороны молодой страны Советов опыта Первой мировой войны уже в 1920-х гг., а затем – еще раз в конце 1930-х – начале 1940-х гг. были предприняты серьезные усилия по переводу и переизданию важнейших работ германских военачальников и политических деятелей, в первую очередь, их мемуаров. Мемуары участников Первой мировой войны составили первый слой «буржуазной историографии» в полемике с которой проходило становление отечественной исторической науки. Попытки создать фундаментальную академическую версию истории Первой мировой войны, которая была бы сопоставима по масштабам с немецкой или британской, не предпринимались, хотя вплоть до 1941 г. было выпущено несколько десятков работ, посвященных как отдельным операциям, так и целым периодам Великой войны на Восточном фронте[71]. Большая часть этих изданий носила прикладной характер, будучи скорее учебным материалом для командиров РККА, нежели научными исследованиями.

После Великой Отечественной войны последовала серия работ, разобла­чавших германскую агрессию. На смену объективному стремлению выявить «заслуги» империалистов всех стран в развязывании Первой мировой войны пришло однозначное мнение о виновности в конфликте Германии. Впоследствии советские исследователи, активно сотрудничая с архивами ГДР и восточногерманскими историками, создали целую серию работ и публикаций документов, подробно разбиравших проблемы дипломатических отношений Германской и Российской империй, освещавших экспансию и «аппетиты» германского империализма. Также по-прежнему большое внимание уделялось проблемам истории рабочего движения, классовой борьбы и развитию политических партий Германии, особенно Социал-демократической и Коммунистической[72]. В этих работах достаточно много информации о германской военной элите, проработаны многие источники по высшему эшелону немецких вооруженных сил, однако всегда как вспомогательный и тенденциозно подобранный элемент доказательства основной концепции, разоблачавшей «предательство» СДПГ и других левоцентристских партий интересов рабочего класса Германской империи.

При этом советская историография и историческая наука ГДР довольно много внимания уделяли обоснованию преемственности милитаристских и реакционных взглядов и образа действий Германского Генштаба кайзеров­ского, веймарского, гитлеровского периодов и даже времени ФРГ, однако при этом не отказывались от собственного хронологического деления, основанного на этапах классовой борьбы, что представляется не совсем последовательным и логичным. В рамках борьбы против германского милитаризма особенный интерес вызывала разработка проблематики генезиса Первой мировой войны[73]. При этом многотомной истории Великой войны, по аналогии с 12-томной «Историей Второй мировой войны» или 6-томной «Историей Великой Отечественной войны», так и не было создано[74]. Тем не менее, за несколько десятилетий активной работы советская историография подробно разработала проблематику влияния Октябрьской революции, Брестского мира и Гражданской войны в России на Германскую империю, были проанализированы маневры германской дипломатии в поисках сепаратного мира, освещена эволюция германских целей и оккупационной политики на Востоке в 1918 г. Тщательно исследовались признаки «господства» Герман­ских монополий над военной и политической верхушкой Кайзеррейха. Большое внимание уделялось специ­фическим политическим нюансам, например, для борьбы с троцкизмом показывалось «предательское» или, как минимум, «ошибочное» поведение Троцкого и «левых коммунистов» в 1918 г.

Основные из перечисленных выше достижений советской историографии были отражены в работах А.А. Ахтамзяна[75], В.И. Бовыкина[76], Я.С. Драбкина[77], К.Б. Виноградова[78], А.С. Ерусалимского[79], Б.Д. Козенко[80], Ю.А. Писарева[81], Ф.И. Нотовича[82], Б.М. Туполева, И.К. Коблякова[83]. Некоторый вклад в изучение германских военных эпохи Первой мировой войны внесла полемика конца 80-х – начала 90-х гг. относительно связей В.И. Ленина и партии большевиков с германской разведкой и командованием и их роли в подготовке Октябрьской революции 1917 г. В России были переизданы работы по данному вопросу историков белой эмиграции, которые пользовались преимущественно иностран­ными архивами, в том числе немецкими. Подготовлены новые, порой тенденциозные исследования, сборники документов[84].

В настоящее время изучением истории Кайзеррейха, судеб Германии в переломный этап ее развития в 1914–1922 гг., взаимодействия германской военной машины и русской армии, действий германской военной элиты на международной арене, поисками возможности заключить сепаратный мир занимаются Н.П. Евдокимова[85], Г.М. Садовая, Е.Ю. Сергеев[86], В.К. Шацилло[87]. Проблематикой военного противо­стояния между Россией и Германией на Восточном фронте активно занимается С.Г. Нелипович[88].

Хронологические рамки данного исследования несколько отличаются от общепринятых рамок Первой мировой войны, то есть 1 августа 1914 – 11 ноября 1918 г. По сложившейся традиции, мировые войны, в отличие от всех остальных, заканчиваются датой перемирия и/или безоговорочной капитуляции, а не днем подписания мирного договора, что является не совсем корректным[89].

С точки зрения развития военных процессов и эволюции военной элиты, период с ноября 1918 г. по июль 1919 г. полностью относится к эпохе Великой войны и регулируется ее логикой. Использование принятой в историографии границы между двумя этапами истории – 11 ноября 1918 г. – представляется не корректным для избранного аспекта изучения Первой мировой войны. По-видимому, произошла аналогичная российской подмена имманентного военной истории деления рубежом, взятым из истории политической: события ноября 1918 г. в Германии, совпавшие с финалом военных действий и катализировавшие подписание Компьенского перемирия, действительно отделяют кайзеровский период от Веймарского в политическом смысле, однако для военных, сохранявших свои структуры и свое профессиональное видение ситуации, до июля 1919 г. (отставка Гинденбурга) продолжался период военного времени.

Источниковая база. Источники по исследуемой тематике могут быть разделены на несколько групп, обособленных друг от друга хроно­логическими, идеологическими и жанровыми рамками.

Источники по темам, связанным с историей Первой мировой войны, весьма многочисленны, публикуются с момента ее начала и, без малого за столетие их введения в публицистический, а затем научный оборот, предоставляют возможность составить очень полное и подробное представление о деталях генезиса войны, трансформации целей ее участников и эволюции различных частей государственного организма и социальных слоев в каждой из великих держав, участвующих в войне. Самый ранний и наименее достоверный пласт источников составили многочис­ленные публицистические выступления и памфлеты известных политиков того времени, военных обозревателей и общественных деятелей. Зачастую с проблематикой Первой мировой войны связана и послевоенная публицистика, в особенности труды идеологов «консервативной революции» – О. Шпенглера, Э. Юнгера, А. Меллера ван дер Брука[90].

В ходе острой идеологической и методологической полемики XXстолетия, как в Германии, так и в России и других государствах, публикация источников тесно переплелась с этапами и тенденциями в историографии и превратилась в прикладной элемент ведения дискуссии. Начиная с осени 1917 г. публикация источников приобрела элемент историзма[91], превратившись (хотя бы официально) из публицистики и пропаганды в предмет внимания исследователей международных отношений. Тем не менее, в основном, несмотря на обширность опубликованных материалов[92], большинство из подборок документов страдают крайней тенденциозностью и откровенными купюрами[93], что заставляет обращаться к подробному текстовому анализу для выявления достоверных фактов по интересующему аспекту, содержащихся порой в незначительном количестве. Кроме того, особенной осторожности требуют субъективные подборки документов, опубликованные в качестве обвинения или, наоборот, оправдания в рамках полемики в годы Веймарской республики[94].

Одну из основных групп источников составляют мемуары и воспо­минания политиков, военных и деятелей культуры, как Германской империи, так и других стран, в первую очередь, России. Выход в свет мемуаров виднейших военачальников Германии начался уже весной 1919 г., а вскоре в Советской России последовала серия переизданий переведенных воспоминаний, с некоторыми сокращениями и обязательной марксистской критикой позиций авторов[95]. Впоследствии к чисто военным работам добавились переводы тех источников, которые были важны для политических целей большевистской пропаганды, т.е. мемуары тех деятелей, кто был близок к крупным монополиям Германии или имел с ними очевидную политическую связь[96]. Данный проект был подчинен подкреплению марксистской концепции причин, хода и итогов Мировой войны как неизбежного следствия экономической эволюции капитализма в импе­риализм[97]. В этом контексте свидетельства связи политиков, военных и крупнейших финансово-промышленных магнатов Германии были особенно ценны. Однако серия изданий германских источников почти не затронула воспоминания не самых заметных участников событий, чья роль казалась несущественной для обывателей, не разбиравшихся в вопросах стратегии. Для советских исследователей надолго оказались вне поля зрения офицеры германского Генштаба, которые, оставаясь в тени, сделали в годы Великой войны блестящую карьеру.

При работе над диссертационным исследованием были проанализированы опубликованные воспоминания видных деятелей военной, дипломатической и политической элит Германии, а также мемуары деятелей из ее стран-союзниц и держав Антанты[98]. Ценности мемуарам германских военных и политических деятелей, изданных в первое послевоенное десятилетие, добавляет то обстоятельство, что каждые воспоминания были этапом в развернувшейся острейшей полемике, вкладом их автора в осмысление причин катастрофы 1914–1918 гг. В связи с этим основные участники процесса для подкрепления своей точки зрения быстро обратились к публикации документов, перейдя, таким образом, если не к научной, то к научно-публицистической дискуссии[99]. Для изучения наиболее распространенных и схематичных представлений о противнике может быть полезна художественная литература о Первой мировой войне, в частности произведения Э. Юнгера и Э.М. Ремарка[100].

Публикация источников, сделавшаяся наиболее интенсивной в ФРГ в годы полемики вокруг версии Ф. Фишера, а в нашей стране – в ходе активного сотрудничества с историками ГДР и в результате работы с недоступными для западных ученых архивами Восточной Германии, продолжается. Новые материалы вводятся в научный оборот, исходя из новых направлений в историографии (см. выше). В России создается источниковая база по истории Германии периода Первой мировой войны, лишенная чрезмерных акцентов на революционном движении, политической борьбе и развитии государственно-монополистического капитализма, хотя единых проектов масштаба, сопоставимого с изданиями XXвека, на настоящий момент нет[101].

Архивные источники имеют достаточно большое значение, однако в исследовании были задействованы преимущественно материалы германских архивов, с которыми автор знакомился опосредованно, через публикации и новейшие монографии зарубежных ученых. Благодаря усилиям сотрудников MGFA(MilitärgeschichtlichesForschungsamt) при Военном архиве во Фрайбурге (Bundesarchiv-Militärarchiv) в течение нескольких десятилетий было опубликовано заметное количество архивных материалов, мало востребованных до сего времени отечественной историографией[102]. Для данного диссертационного исследования особый интерес представляет публикация В. Баумгарт дневников и записей о большевистской России журналиста А. Паке, генерала В. Гренера и вице-адмирала А. Хопмана, которые по разным причинам вынуждены были контактировать с большевиками и охваченной революцией Россией в 1918 г.[103] После объединения архивных фондов военного архива в Потсдаме бывшей ГДР и военного архива ФРГ во Фрайбурге публикации архивных источников приоб­рели более объемный и целостный характер. Активно работает над публикацией мемуаров и новых документов эпохи Первой мировой войны военно-исторический отдел Военного архива во Фрайбурге Militärgeschicht­lichesForschungsamt(MGFA)[104], выпускающий собственную книжную серию (Schriftenreihe MGFA) ижурналMilitärgeschichtliche Zeitschrift (до2000 г. Militärgeschichtliche Mitteilungen)[105].

Среди отечественных архивов наибольший интерес представляют фонды РГВИА и АВПРИ[106], однако поскольку исследование фокусируется на германской стороне мирового конфликта, они имеют лишь вспомогательное значение.

Периодические издания использовались как вспомогательный источник, так как профессио­нальные военные и в Германии, и в других странах не имели права на открытые или регулярные выступления в печати. Пропагандистские кампании в прессе с участием отставных генералов демонстрируют уже политические убеждения и взгляды, которые действу­ющей военной элите не импонировали, так как были несовместимы с менталитетом и системой ценностей кадрового кайзеровского офицера.

Методология исследования основывалась как на специально-исто­рических, так и на общегуманитарных подходах и принципах.

В работе последовательно используется принцип историзма, пони­мающий исторический процесс как событийную последовательность, объеди­ненную не общим мотивом или жесткими закономерностями, а участниками исторического процесса[107]. Историзм, кроме того, обязан исходить не столько из нарративности, а учитывать самопонимание изучаемой эпохи и интерпретировать факты применительно к современному уровню истори­ческой науки[108]. При этом очевидная субъективность некоторых аспектов исследования может быть компенсирована за счет рассмотрения исто­рических событий в рамках изучаемой идентичности. В данной работе предпринята попытка воспроизведения отрезка исторического процесса с позиций людей, идентифицирующих себя с военным сословием по своей воле или под влиянием целого ряда косвенных факторов. Историко-логический метод использовался также применительно к специфическому восприятию последовательности событий германскими военными.

Существующая богатая историографическая традиция в нескольких методологических направлениях позволяет на некоторых этапах исследования обратиться к постмодернистской парадигме изучения не только текста, но и традиции его изучения, восприятия и взаимодействия с ним субъекта исторического исследования.

Для изучения конкретных социальных групп зачастую привлекаются методы социологии, вплоть до социометрических исследований. Обширная историография специальной военно-исторической литературы, посвященной биографиям военных деятелей и генералитету вообще, позволила проанали­зировать возрастной, социальный и национальный составы исследуемого слоя людей, выделить внутреннюю структуру и стратификацию.

Помимо этого, была сделана попытка привлечь результаты военно-психологических и военно-антропологических исследований, например, поставить проблему борьбы поколений внутри германской правящей элиты и, в частности, военных. Последовательно использовался системный подход. Для изучения взаимоотношений различных государственных структур и вооруженных сил, структурных проблем внутри управленческого аппарата и принципиальных недостатков его организации привлекался структурно-функциональный анализ.

Широко использовался компаративный анализ, так как тематика исследования предусматривает активное применение сопоставлений для достижения поставленных целей.

Научная новизна данного исследованиязаключается в рассмотрении верхов германской армии и флота с элитологических позиций без характерного для отечественной науки примата политических и социально-экономических мотивов и с привлечением редких и малоиспользуемых источников, новейшей зарубежной историографии. Исследование образа врага, «чужого», ставшее уже признанным направлением в отечественной[109] и зарубежной науке[110], нуждается в развитии и конкретизации. Таким образом, обоснованным является синтез изучения образа «другого» и исследования военной элиты Германии как особой группы. Совместное рассмотрение двух направлений уже прочно вошло в обиход зарубежных исследователей, которые активно занимаются проблематикой смены элит, хотя корреляция кадровой, социальной и политической эволюции германской элиты и метаморфоз ее представлений о России остается пока неизученной[111]. В отечественной историографии вообще отсутствует литература о высшем командном составе германской армии и флота периода Великой войны, не считая биографических справочников[112].

Основные результаты исследования.

В первой главе «Особенности развития и социальный статус германской военной элиты накануне Первой мировой войны» в трех параграфах последовательно рассматриваются особенности развития и социальный статус германской военной элиты накануне Первой мировой войны, политические взгляды этой страты и ее реакция на модернизационные кризисы кайзеровской Германии, стратегические взгляды и дискуссии в военной среде относительно перспектив развития, геополитических проблем и целей Кайзеррейха в эвентуальном европейском военном конфликте. Показывается возрастной и социальный состав германской военной элиты, основные принципы и этика, регулировавшие взаимоотношения профессиональных военных с кайзером, поли­тической элитой и обществом. В соответствии с изложенным фактическим материалом анализируются итоги развития германского офицерства в период Второй империи.

Кайзеровская армия оказалась зажата между традициями и стремлением к оптимизации своего развития. Внутри военной элиты постепенно нарастало кадровое давление, имелись признаки острого «конфликта поколений», выливавшегося в принципиальные противостояния между военными струк­турами (например, военным министерством и Большим Генеральным штабом) по стратегическим вопросам, касающимся не только армии, но и безопасности Германской империи в целом. Обуржуазивание офицерства, активизация деятельности либеральных и социалистических партий, грозившая кризисом консервативной монархии в Германии, заставляли пересмотреть традиционные представ­ления об уровне и структуре взаимоотношений офицерства и общества. Напряженная внешнеполитическая обстановка при желании обеспечить свой статус новыми победами заставляла новые поколения германских командиров все более скептически оценивать темпы строительства вооруженных сил и проводимую правительством дипломатию. Ситуация усугублялась еще и отсутствием должного единомыслия внутри самой военной элиты в стратегических вопросах, несмотря на преобладание иерархического принципа в разрешении любых конфликтных ситуаций.

Во второй главе «Эволюция германской военной элиты в ходе Первой мировой войны 1914–1919 гг.» в трех параграфах рассматриваются структурные и возрастные изменения внутри германской военной элиты под влиянием перипетий военных действий и изменения стратегического положения Германской империи и ее союзников. Во втором параграфе показаны стадии процесса вмешательства военных в политические вопросы, который в итоге привел к установлению военной диктатуры в Германии, рассмотрены конфликты между различными группировками. С точки зрения военной элиты оцениваются основные кадровые перестановки в вооруженных силах и правительстве в ходе Великой войны и Ноябрьской революции. Сделана попытка абстрагироваться от деталей политической борьбы1918–1919 г. с тем, чтобы более подробно рассмотреть трансформацию военной элиты Германии в сложнейших условиях военного поражения, вспышек Гражданской войны и крушения традиционных ценностей кайзеровского офицерства. Политические процессы в Кайзеррейхе следует рассматривать не только и не столько как первичные или вторичные по отношению к эволюции военной верхушки, но как неразрывно связанные и взаимообусловленные метаморфозы, с той лишь разницей, что политические изменения были более очевидны для широких слоев общественности и лучше иллюстрировали кризис и крах старого государственного устройства Германской империи

Весьма серьезным принципиальным изменением, внесенным реалиями Первой мировой войны, стало кардинальное преобразование структуры и уровня взаимоотношений между Генеральным штабом и его сотрудниками, с одной стороны, и военным министерством, правительством и местной администрацией – с другой. Армейская верхушка стала силой, сумевшей удержать и в сложнейших внешнеполитических условиях трансформировать изначально нежизнеспособную Веймарскую республику в квазиавторитарное государство во главе с Гинденбургом, которое смогло впоследствии без революции перейти под контроль национал-социалистов, являвшихся заклятыми врагами государственного строя, оформившегося в 1919 г. Крушение монархизма и преданности династии Гогенцоллернов как базовых элементов менталитета германского и особенно прусского военного создатели новых вооруженных сил – рейхсвера попытались возместить идеей преданности государству и порядку как таковому, делая элитные офицерские кадры аполитичными хотя бы официально. Эта трансформация положения военной верхушки в государстве, офицерского самосознания является прямым следствием эволюции германской военной элиты в ходе Первой мировой войны.

С точки зрения элитологии, эволюционные процессы в германской военной элите 1914–1919 гг. представляли собой сложную и неравномерную по своей динамике замену старой, традиционной, альтиметрической элиты, искусственно поддерживаемой психологической важностью победы при Седане 1870 г., на сформировавшуюся и опробовавшую свой профес­сионализм и значимость новую, молодую, качественную элиту.

В третьей главе «Формирование и трансформация образа России у германской военной элиты в ходе Первой мировой войны» в трех параграфах рассматриваются основные составляющие образа России у германской военной элиты к началу Великой войны, эволюция образа России под влиянием хода военных действий на Восточном фронте и попытки выработать принципиально новую формулу взаимоотношений с охваченной революциями и Гражданской войной Россией, что было жизненно необходимо в условиях продолжающейся бескомпромиссной борьбы с державами Антанты.

Германская и русская военные элиты были сильно похожи особенностями менталитета и системы ценностей. Различия, в основном, заключались в степени проявления той или иной общей черты. Профессиональные военные были слабо уязвимы для националистической истерии и пропагандистских кампаний в прессе обеих стран, хотя бы из-за наличия большого количества немцев в офицерстве Русской императорской армии. С другой стороны, долгая подготовка к военному конфликту в заранее известных стратегических комбинациях заставляла германское офицерство внимательно следить за всеми значимыми событиями в Российской империи и на основании имеющихся данных планировать будущую непростую кампанию против «русского парового катка». С началом войны целый ряд источников информации оказался недоступен, прервались традиционные контакты, с обеих сторон последовали информационная блокада или информационная война. Однако боевые действия, проходившие на территории обеих империй, большое количество военнопленных, братания, тайные контакты политиков в поисках сепаратного мира и длительная оккупация некоторых территорий запада Российской империи дали огромное количество фактического материала, который мог существенно модифицировать и уточнить имевшиеся ранее представления о противнике. Военные специалисты сумели на практике ощутить сильные и слабые стороны сражающихся армий, германские генштабисты познали последствия недооценки противника и плоды решительности и отчаянного риска. Необходимость точных стратегических прогнозов диктовала острую потребность в целостном образе России, который не мог быть создан из-за радикальных перемен в Российской империи, не всегда вовремя осознаваемых и изнутри. Громкие победы на Восточном фронте сделали имя новым национальным героям Германии и позволили Гинденбургу и Людендорфу попытаться установить в 1916–1918 гг. военную диктатуру.

Рост внутриполитической нестабильности и осознаваемая опасность большевистской пропаганды должны были ужиться с необходимостью не только мириться с Советской Россией, но и конструктивно с ней сотрудничать против антантофильских кругов в Белом движении. Крах Германии в конце 1918 г. и Ноябрьская революция заставили немецкую военную элиту искать любые возможные перспективы будущей ревизии тяжелейшего Версальского мира. В силу ряда причин таковые можно было найти только на Востоке. Главная задача, стоявшая перед наследниками кайзеровской армии, имела решения только при условии взаимопонимания и конструктивного взаимодействия с большевистской Россией. Это вызывало потребность в познании России фактически с «нуля» и, по возможности, без роковых ошибок и мифов. В Германии последовал огромный поток литературы об уникальном государстве. Из военного и послевоенного интереса немцев к новой России сформировалось целое направление «консервативной революции», которое парадоксальным образом, несмотря на недавнюю войну, беженцев и враждебные идеологии, было фактически славянофильским.

С началом нового этапа в истории германской армии и ее офицерского корпуса в июне-июле 1919 г. накопленный военной элитой опыт и ее представления о России, в том числе Советской, были временно преданы забвению новыми лидерами Германии, которые были обеспокоены, в первую очередь, проблемами внутриполитической стабильности и взаимоотно­шени­ями с Антантой. Однако высокая степень преемственности и забота о сохранении элитных кадров кайзеровской армии в рядах рейхсвера позволили в начале 20-х гг. вернуться к изучению России с военной, стратегической точек зрения и облегчить дипломатам и политикам путь к реализации военных аспектов рапалльской политики.

В заключении подводятся основные итоги исследования, делаются обобщающие выводы по теме.

Германская военная элита вильгельмовской эпохи прошла достаточно сложный путь эволюции еще в довоенный период. К 1914 г. эту прослойку составляли несколько групп, разных по своему происхождению, положению и взглядам: высшие круги аристократии, получившие высокие посты в силу знатности; потомственные военные из прусского юнкерства, все еще преобладавшие на высших строевых должностях; относительно молодые офицеры Генштаба, занимавшиеся оперативной и мобилизационной работой; набирающее силу буржуазное обер-офицерство, имевшее отличный от традиционного прусского менталитет и сохраняющее прочные связи с промышленными монополиями и буржуазией в целом.

Германская империя, многими в Европе и в США воспринимавшаяся как цитадель милитаризма и крайне агрессивная держава, безуспешно пыталась разрешить противоречие между своим имиджем и незаинтересованностью в переделе Европы. Профессиональные военные осознавали создавшуюся проблему, однако в силу кастовой этики обязаны были поддерживать любые милитаристские устремления или не препятствовать им.

Мощная милитаристская пропаганда и безответственная риторика многих политических деятелей провоцировали военных на поиск силовых путей разрешения внешнеполитических конфликтов, однако размеры германской армии и флота не позволяли рассчитывать на безоговорочный успех, которого ждали уверенные в непобедимости Германии интеллектуальная и промышленная элиты империи. Жесточайшая конкуренция внутри офицерского корпуса и, тем более, среди генштабистов, борьба поколений, вызванная недостатком вакансий, приводили к обострению противостояния между приверженцами различных геополитических концепций – от сторонников талассократии до идеологов колонизации огромных пространств Евразии. Огромное давление на военных со стороны милитаристских общественных кругов и органов государственной власти вынуждало их считать мировую войну не худшим выходом из сложившейся ситуации.

Особенно рельефно эволюция взглядов и требований военной элиты в ходе войны проявилась на российском стратегическом направлении – от объективной оценки расстановки сил в Европе до полуфантастических проектов аннексий, явно избыточного и непредсказуемого характера, от настойчивого поиска сепаратного мира на компромиссных условиях до ничем не обоснованного конструирования квазигосударств на развалинах Российской империи. Достаточно твердое убеждение в общности судеб, сильное влияние на военных традиции русско-прусской дружбы, отсутствие территориальных претензий и даже осознание опасности перекройки польских территорий в пользу любой стороны – все это, вплоть до момента объявления войны, заставляло военных очень сдержанно оценивать желательность и перспек­тивность военного конфликта с Россией.

В силу объективных причин именно на Русском фронте победы Германской армии казались наиболее эффектными, а их творцы (официальные или действительные) с наивысшей вероятностью становились национальными героями. В связи с этим «русский опыт» германской военной элиты стал главной составляющей во внутренних процессах смены поколений и борьбы различных взглядов и группировок в германском Генштабе. Постоянные поражения русской армии вызывали иллюзию достижения итоговой победы германской армии на Востоке. Развал Российской империи, неоднозначная и непоследовательная реакция различных политических сил в России на Брестский мир, Гражданская война и стремительное распространение большевистской идеологии, в том числе иногда среди германских войск, быстро покончили с ощущением триумфа на Востоке.

Аннексионизм военных, вызванный обстоятельствами военного времени и политической необходимостью умиротворения уставшего от войны населения и солдат, отразился в Брестском мире и привел к роковым последствиям уже через несколько месяцев. Попытки военных «сымпровизировать» новый порядок на развалинах Российской империи и сбалансировать уровень затрат на Востоке и объем получаемых оттуда ресурсов провалились, так как базировались только на иллюзии скорой победы Германии в Великой войне.

Германская правящая и военная элиты вильгельмовской эпохи, большинством историков воспринимаемые как консервативные, феодальные и авторитарные, в ходе войны подверглись серьезным изменениям, которые в событиях конца осени 1918 г. приняли революционный характер. Предста­вители германской военной элиты, в ходе войны получившие огромный кредит доверия со стороны населения и парламента, продолжали открыто декларировать приверженность принципам монархии и неприятие версальского миропорядка. При этом их большая часть сумела адаптироваться к условиям Веймарской республики и найти себя в рейхсвере, скованном жесткими ограничениями мирного договора 1919 г. и последующим диктатом держав-победительниц.

После Великой войны создание адекватного и целостного образа России, ее рассмотрение как цивилизационного феномена и неизбежного партнера и/или противника в будущем развитии Германии, как великой державы должно было являться одной из приоритетных задач не только для политиков, но и для военных. Германская военная элита в ходе Первой мировой войны сумела убедиться в том, к чему приводят грубая недооценка сил или невнимание к цивилизационным особенностям России. Именно этим объясняется как крах первоначального стратегического замысла, так и коллапс Брестской системы еще до исхода решающих сражений лета 1918 г. В решении той задачи, которая была поставлена перед лидерами рейхсвера после Версальского мира – пересмотр его итогов, и, тем более, уже в процессе реализации этого намерения, необходимо было учесть ошибки прошлой мировой войны и использовать ресурсы огромного восточного соседа на благо Германии, а не ее противников.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы для подготовки курсов по истории нового и новейшего времени зарубежных стран, создания программы спецкурсов для студентов исторических факультетов вузов, совместных проектов с германскими коллегами.

Апробация исследования. Научные результаты исследования были отражены в докладах и сообщениях на нескольких региональных, российских и международных конференциях. Статьи по теме диссертации опубликованы в 8 публикациях и статьях, 3 из которых в изданиях, входящих в список ВАК.

Структура работыобусловлена задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, объединяющих девять параграфов, заключения, списка использованных источников и литературы.

По теме диссертации опубликованы следующие работы автора:

а) Публикации в ведущих рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

1. Ланник Л.В.Состав германской военной элиты в 1914–1918 гг. // Власть. 2008. № 10. С. 120–125.
2. Ланник Л.В. Будущее России и Германии глазами германской военной элиты в годы Первой мировой войны: эволюция геополитических взглядов // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 27. 0,7 п.л.

б) Публикации в иных изданиях:

3. Ланник Л.В. Восточная Пруссия 1914 г.: становление мифа // Новый век: история глазами молодых. Сб. науч. тр. аспирантов и студ. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2007. Вып. 6. С. 64–73.

4. Ланник Л.В. Кризис верховного главнокомандования летом 1916 г. и его политические последствия // Новая и новейшая история. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2008. Вып. 23. С. 160–168.

5. Ланник Л.В. Зимнее сражение в Мазурии (февраль-март 1915 г.) и его место в истории Первой мировой войны // Историческая память и общество: эпохи, культуры, люди. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2008. С. 209–216.

6. Ланник Л.В. Первая мировая война и исторические судьбы зарубежных славянских народов // Славянский сборник. Саратов: Изд-во «Наука», 2009. Вып. 7. С. 126–132.

7. Ланник Л.В. Германская военная элита и кризис власти в Германии в 1916–1918 гг. // Первая мировая война. Чичеринские чтения. Тамбов: Изд. дом. ТГУ им. Г.Р. Державина, 2009. С. 57–66.

8. Ланник Л.В. Османская империя как союзник Германии в Первой мировой войне: оценки германских военных // Турецкий сборник. Саратов, 2009. (в печати)

Ланник Леонтий Владимирович

ГЕРМАНСКАЯ ВОЕННАЯ ЭЛИТА

ПЕРИОДА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ И РОССИЯ:

ВОСПРИЯТИЕ И ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ

Автореферат

Печать офсетная. Бумага офсетная. Гарнитура Таймс.

Формат 60x84 1/16. Усл.-печ. л. 1. Уч.-изд. л. 1.

Издательский центр Саратовского госуниверситета «Темпус».

410060, Саратов, Астраханская, 83.

Автор: Л.В. Ланник | Дата добавления: 2011-06-27 | Просмотров: 3851